История семьи Макинтош

Рассказ Бекки

Бекки всегда любила своего сына Шона. Когда он признался, что он гей, она постепенно научилась любить больше, чем она когда-либо представляла себе. Она узнала, что безусловная любовь не означает потворства. Она не отказалась от своей веры и не отказалась от любви к сыну.

Я Святая последних дней, и мой сын – гей. Я люблю его всем сердцем, разумом и душой.Я также люблю свою религию всем сердцем, разумом и душой. Это моя сущность. Я никогда не отвернусь от своего сына и никогда не оставлю свою веру. Точка. Меня спрашивали, почему и как. Потому что Бог дал мне ясно понять, что мне нужно любить своего сына Шона безусловной любовью.

Признаюсь, мне потребовалось время, чтобы по-настоящему понять, что означает «безусловная любовь». Я путала «любовь» с «потворством». Но как только я выяснила, что же на самом деле означает безусловная любовь, мое сердце увеличилось в сотни раз – не только для моего сына, но и для каждого человека во всем мире. Моя вера углубилась. Я не могла отвергнуть ее. Но я никогда не откажусь и от своей глубокой любви к сыну.

Оглядываясь на наше путешествие, я вижу, сколь многому Бог научил меня через Шона. Моя вера укрепилась таким образом, каким я никогда не думала. Он научил меня, что значит иметь сострадание, сочувствие и любовь непритворную. Когда Шон сказал мне: «Мам, я не знаю, какое будущее меня ждет, но жениться на девушке не представляется возможным», было сложно, особенно зная, что сын отходит от Церкви. И теперь, когда он состоит в отношениях, нашей семье пришлось расширить свой круг любви. Отвернуться от них было бы неправильно с точки зрения учений Спасителя.

Любовь может быть поставлена под вопрос в подобных ситуациях, но на самом деле любовь – это ответ. Я узнала, что кроме прочих действий, подкрепляемых молитвой, я могу замечать тех, кто, возможно, страдает вокруг меня. Я приложила больше усилий к тому, чтобы любить. Я узнала, что если я сосредотачиваюсь на положительных моментах и рассматриваю сложные ситуации с точки зрения любви, то замечаю красоту и чудеса вместо несчастья и душевной боли.

Когда Шон рос, я переживала за него. Не было чего-то конкретного, что я могла бы сформулировать словами, и мне не хотелось слишком много думать об этом. Я гнала свои мысли, думая, что он просто не хочет иметь девушку до миссии. Я была в восторге от того, что он решил служить на миссии по собственному желанию, и он это сделал. Он с честью отслужил на миссии в Детройте, штат Мичиган, США. После возвращения с миссии он отправился учиться в УБЯ-Гавайи по специальности социальная работа. На Рождественские каникулы на последнем курсе он прислал мне сообщение, содержащее фразу: «Мам, я гей». Я чувствовала, словно Господь готовил меня к этому.

За несколько месяцев до его признания ко мне пришло сильное чувство, что Шон – гей. Мой страх стал реальностью. Я не хотела этому верить. Даже прочитав его слова «Мам, я гей», я вначале не поверила. Это сразило меня наповал. Когда я пришла в себя, мой разум захлестнул поток вопросов. Что я сделала не так? Что я могла сделать иначе? Как я могу исцелить его? Что подумают другие?

В тот первый вечер я сидела с сыном на диване и слушала, пытаясь понять все это. Я ощущала его боль, его печаль и его надежду на светлое будущее. Я сказала ему, что я люблю его, и что моя любовь к нему неизменна. Затем, стыдно признаться, но я начала давать ему советы – словно я знала хоть что-то, через что он проходит. Я поделилась тем, что как мне казалось, было словами утешения и надежды относительно Евангелия, не осознавая того, что на самом деле это были кинжалы, снова и снова пронзающие сердце моего сына. Он уже знал все это, потому что сотни раз слышал это, пока рос. В какой-то момент я начала осознавать, что Шон нуждался в том, чтобы я его выслушала, и чтобы я любила его, словно ничего не изменилось. В конце концов, это был тот же самый ребенок, которого я знала и любила.

Как бы мне хотелось сказать, что мне было легко и просто выслушивать и любить. Осознание пришло ко мне гораздо позже. Я думала, что я слушала и проявляла любовь тем вечером, но осознала, что могла бы постараться получше. Я благодарна за терпеливого сына. Он много плакал, и я не понимала, почему. Я продолжала говорить, что люблю его, но слез было очень много.

Когда он вернулся на учебу, я больше была сосредоточена на том, чтобы «починить» его, нежели на том, чтобы любить. Больше всего на свете мне хотелось услышать от него, что несмотря на то, что он гей, он остается верным Евангелию. В таком случае в моем сердце мог воцарится покой и уверенность в том, что все будет хорошо. Я отправляла ему по электронной почте отрывки из Священных Писаний и цитаты церковных руководителей, которые, как я думала, принесут ему утешение и помогут ему вернуться на путь истинный. Но это только все усложняло и разобщало нас.

Когда же я сосредоточилась на любви к Шону, настоящей безусловной любви, и начала его слушать, наши отношения окрепли. Слезы высохли.

Секрет кроется не только в любви, но и в осознанном выборе – выборе того, чего от нас ожидает Господь. Когда я стараюсь быть более любящей, Господь заполняет пробелы.

Никто не идеален, но я могу быть идеальной в стараниях быть доброй, любящей и отзывчивой.

Когда я распахиваю свое сердце и объятия шире, чем я думала, что могу, мое сердце увеличивается в сотни раз. Моя дверь открыта для каждого.

Бог не дал мне всех ответов. Это было бы слишком просто. Вместо этого он отвечал на мои молитвы, как это может делать только любящий Небесный Отец. Когда я обращалась к Нему за пониманием и руководством, Он давал мне дополнительный повод доверять Ему и полагаться на Него. Он также давал мне больше возможностей учиться.

Я могла бы свернуться клубочком и думать: «Что произошло с моей вечной семьей?» Но я поняла, насколько важно отпустить ситуацию. Я возлагала все это к ногам Спасителя, снова и снова. Затем я ощутила, что этот тяжкий груз снят, и в душе воцарился покой.

«Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (от Иоанна 14:27).

Я продолжаю доверять Духу и позволяю Ему вести меня, помня, что Он любит наших детей больше, чем мы. Каждый хочет быть любимым и принятым, каждый хочет иметь уважение и доверие, каждый хочет быть оцененным. Мы все – братья и сестры. Нам повезло знать, что у нас есть любящий Небесный Отец, что наш Спаситель, Иисус Христос, действует через живущего Пророка, который направляет нас и никогда не уведет нас с истинного пути. Следуя Его наставлениям и руководству и помня, что семья занимает центральное место в плане спасения, я способна продолжать любить и быть открытой к общению.

Старейшина Ричард Г. Скотт заявил: «Вы стали орудием, с помощью которого Господь может благословлять других людей. Дух позволит вам ощущать заботу и заинтересованность Спасителя, а также тепло и силу Его любви» (“To Be Healed,” Ensign, May 1994, 9).

Я поняла, что так оно и есть, когда искренне стремилась быть орудием в руках Господа. Я верю, что если всем сердцем люблю Шона, всех своих детей и других людей, все получится согласно совершенной мудрости Бога.

Надеюсь, что все мы можем проявлять любовь и доброту к нашим соседям, родным и друзьям из числа ЛГБТ или тех, кто испытывают влечение к представителям своего пола. Мы можем помогать друг другу, быть понимающими и проявлять любовь, как это делал Спаситель. Мы можем протягивать руку помощи, отправлять сообщения, обнимать, угощать печеньем, дарить цветы или приглашать на ужин. Ответ на все – любовь. Доброта – это способ – способ, который использовал Господь.

Рассказ Скотта

Скотт думал, что человек сам принимает решение стать геем, даже после того, как его сын признался. Его первой реакцией был гнев. Но он сдержался. Позднее сын убедил его в том, что это не было его решением. Тогда Скотт осознал истину, выразил любовь и извинился за свои бестактные комментарии в прошлом.

Мы с Бекки женаты более 30 лет. У нас семеро детей. Несколько лет назад, поскольку мы растили свою семьи в Церкви, мы думали, что у нас все просто прекрасно. Тогда Шон, наш средний сын, приехал домой на Рождественские каникулы и отправил нам с женой следующее сообщение в Facebook:

«Привет. Не буду долго ходить вокруг да около. Просто хочу сказать вам то, что, уверен, вы уже и сами знаете. Или это, как минимум, приходило вам в голову сотни раз. Я – гей. Конечно, это не самые хорошие новости, которые родителям хотелось бы услышать, но чувствую, что будет правильным поговорить с вами о том, что очень важно для меня. Хочу, чтобы вы знали, что я все тот же странный Шон, ха-ха. Я вас очень люблю. Вы – лучшие родители, о которых только может мечтать ребенок. Именно поэтому я долго не решался рассказать вам обо всем. Я смирился с той болью, что это несет мне, но я не хочу ранить вас, потому что вы этого не заслуживаете. Повторюсь, я очень сильно люблю вас. Буду краток, потому что уверен, вы предпочтете поговорить лицом к лицу. И я абсолютно не против этого. Я никому никогда не говорил об этом. Хотел бы, чтобы вы были первыми».

Я прочитал это и сказал себе: «Нет, я не знал об этом и даже не догадывался. С чего бы мне так думать?» Тот факт, что он рассказал нам в послании в Facebook, ошеломил меня. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что это была одна из самых гениальных вещей, которые он мог сделать. Потому что это дало мне время принять это и отреагировать на это без него, выпустить свой гнев. Возможно, я наговорил бы ему того, о чем потом пожалел бы.

Затем я отправился к Бекки, которая находилась в другой комнате, узнать, получила ли она такое же сообщение. Я был очень зол. Я не мог понять, почему Шон решил стать геем – тогда я думал, что люди сами выбирают это. Я наговорил много грубостей. Я рад, что их слышала только Бекки.

К тому моменту, когда вечером Шон зашел домой, я уже лег спать. Бекки не спала и поговорила с ним. Когда она вошла в комнату, я спросил: «Ты где была?»

«Я внизу разговаривала с Шоном».

«И как прошло?»

«Хорошо».

Я встал, чтобы поговорить с ним, и Бекки сказала: «Будь добрым. Пожалуйста, будь добрым». Мне грустно оттого, что ей пришлось сказать мне это. Я спустился вниз и крепко обнял Шона. Все, что я сказал: «Я люблю тебя».

Шон был очень признателен за это. Затем он сказал: «Пап, ты знаешь, что много лет ты говорил гадости». Он был прав. Для себя я решил, что геи выбрали быть геями. И если они сами это выбрали, то заслуживают весь негатив, что я выплескиваю.

Я даже не знал, что ему ответить. Все, что я смог придумать, это: «Эй, а давай немного поспим и поговорим об этом потом». Шон вернулся в колледж, и я решил, что постараюсь его «исправить». Я читал все, что только мог найти на эту тему с точки зрения Церкви, и отправлял это Шону на прочтение. Он в ответ отправлял мне что-то, написанное в основном с его точки зрения. Но мой разум оставался закрытым. Я продолжал горячо надеяться на то, что это пройдет, что это просто этап, через который он пройдет.

Через пару лет Шон снова приехал домой из колледжа и сказал: «Пап, я думал, мы поговорим. То есть по-настоящему поговорим».

И я сразу ответил: «Ну хорошо, давай поговорим». Я начал говорить ему все, что у меня накопилось. «Шон, зачем ты выбрал это? Зачем?» И он просто посмотрел на меня и усмехнулся. Не как-то ехидно. Просто усмехнулся. Уверен, что он уже это слышал очень много раз, и это звучало глупо.

Затем он сказал: «Папа, я этого не выбирал. Зачем вообще кому-то такое выбирать?»

И тут меня осенило. Все боль и страдания от сказанных мною шуток, все оскорбления всякий раз, когда я говорил что-то ехидное о ком-то всей семье заставляли его сидеть и думать: «Папа и не представляет, что говорит сейчас обо мне». Все эти случаи нахлынули на меня потоком воспоминаний. Вся боль, которую моему сыну пришлось испытать. Для меня это был поворотный момент. И тогда же пришло вдохновение.

Я вспомнил историю, которую слышал много лет назад. Спортивного обозревателя назначили освещать Олимпийские игры – академическую греблю, греблю на каноэ и на байдарках. Он проводил интервью с капитаном одной из команд и спросил: «А как же ветер? А как же дождь? А как же другие лодки?»

Капитан команды отвечал на все эти вопросы: «Это все за пределами моей лодки». Когда журналист спросил его, что он имеет в виду под этим, капитан ответил: «Все это вне зоны моего контроля. Поэтому смысла нет об этом переживать. Я сосредоточен на том, что внутри моей лодки».

Разговаривая с Шоном, я осознал, что пытаюсь его «исправить», хотя это не мое дело. Это за пределами моей лодки. Я также осознал, что осуждаю его. Но, как христиане, мы верим в то, что судьей должен быть Христос. Так что я перекладываю это в лодку Христа. В моей лодке оставался только долг любить. Все мои дети нуждаются в моей любви – в отцовской любви. Я не должен стыдиться кого-то из них.

Мне не нужно стыдиться и своей веры в Евангелие. Мы с Бекки оба любим Евангелие, и я очень рад тому, что женат на женщине, которая верит в то же, что и я. Некоторые думают, что поскольку мы любим нашего сына-гея, мы должны отдалиться от Церкви. Жизнь по Евангелию – это лучшее, что мы могли сделать для своей семьи. Я рассказал Шону, что мы никогда не уйдем из Церкви из-за него, и он сказал, что и не ждет от нас этого.

Безусловная любовь не означает ухода из Церкви из-за того, через что может проходить ребенок. Мы с Бекки слушаем выступления наших церковных руководителей на конференции и благодарны за то, что эта тема поднимается. Приятно видеть, что они движутся в том направлении, в котором мы можем открыто и сочувственно говорить об этом.

История семьи Макинтош

Скотт Макинтош: Меня зовут Скотт Макинтош. Я женился на прекрасной молодой девушке по имени Бекки. Мне нравится проводить время на природе, ходить в походы и охотиться. Мне нравится делать это с семьей.

Бекки Макинтош: Меня зовут Бекки Макинтош, и я живу в городе Лихай, штат Юта, США. У меня семеро детей и семеро внуков.

Шон Макинтош: Меня зовут Шон Макинтош. Я только что получил диплом специалиста по психическому здоровью.

Бекки Макинтош: Шон – юморист. Он любит смешить людей.

Скотт Макинтош: Он любит животных. У нас были ежики, у нас были хорьки, у нас были козы, которых мы доили каждый день в течение семи лет. И он был в центре этих событий.

Бекки Макинтош: Шон признался нам в том, что он гей, отправив нам с отцом сообщение в Facebook.

Шон Макинтош: Я ехал в Солт-Лейк-Сити, чтобы попрощаться с друзьями, которые жили здесь. И я осознал, что мне нужно сделать это. И сделать это прямо сейчас.

Скотт Макинтош: Не буду долго ходить вокруг да около. Мне просто нужно сказать вам, ребята, что я гей.

Шон Макинтош: Я рассказал им о том, что я – гей. Это был первый раз, когда я сформулировал и написал это кому-то.

Скотт Макинтош: Возможно, вы уже думали или задавались вопросом на эту тему.

Шон Макинтош: Я все тот же ваш сын. Я люблю вас очень сильно. Я никогда не желал причинить вам боль.

Скотт Макинтош: Нет, я не думал об этом. С чего бы мне так думать?

Шон Макинтош: Могло бы показаться, что это не очень подходящий способ рассказать о таком.

Скотт Макинтош: Тот факт, что он рассказал нам в послании в Facebook, ошеломил меня.

Шон Макинтош: Но я почувствовал, что в отношении моих родителей так было бы лучше всего. Они могли прочитать это, они могли обдумать это и по-своему отреагировать, пока я не вижу.

Скотт Макинтош: Оглядываясь назад, я понимаю, что это была одна из самых гениальных вещей, которые он мог сделать, потому что это дало мне время принять это и выпустить пар.

Бекки Макинтош: Я тут же позвонила ему и сказала: «Я получила твое сообщение. Поторопись домой, чтобы мы могли поговорить».

Шон Макинтош: Я приехал домой, и у нас с мамой состоялся разговор.

Бекки Макинтош: Я начала давать ему советы.

Шон Макинтош: Помню первое, что она сделала. Она вот так сложила руки и сказала: «И что нам теперь с этим делать?» Я даже не знал, что ответить на это, а она сказала: «Очевидно, что тебе нужно принимать тестостерон. У тебя может быть пониженный его уровень». Я подумал: «Мам, причем тут тестостерон».

Скотт Макинтош: Я сказал: «Ты где была?» Она ответила: «Я внизу разговаривала с Шоном». Я спросил: «И как все прошло?» Она ответила: «Хорошо». И добавила: «Будь добрым. Пожалуйста, будь добрым». Грустно, что ей пришлось сказать мне это.

Шон Макинтош: Мы особо ничего не говорили, он лишь крепко обнял меня и сказал: «Я тебя люблю». И это для меня значило очень многое, несмотря на то, что его переполняли разные эмоции, и он меня не понимал. И я уверен, он злился. Первое, что сошло с его уст, было именно тем, что мне необходимо было услышать.

Скотт Макинтош: Следующие несколько лет мы просто жили с этим. Я горячо надеялся на то, что это пройдет, что это этап, через который он пройдет.

Шон Макинтош: Первая реакция мамы и папы была не очень, хотя они и дали мне понять, что любят меня. Они не поняли, что я жил с этим 24 года.

Скотт Макинтош: Я старательно пытался все исправить в первые пару лет.

Шон Макинтош: Мой папа – замечательный человек, но он слишком мужественный. Так что для него сын-гей – это не только что-то постыдное, но и то, чего он не мог принять.

Скотт Макинтош: Для себя я решил, что они сами принимают такое решение. И если они сами это выбрали, то заслуживают весь негатив, что я выплескиваю.

Шон Макинтош: Я приехал домой на Рождественские каникулы, и мы не поговорили об этом. Мы говорили обо всем на свете, но только не о моих гомосексуальных наклонностях.

Скотт Макинтош: И он сказал: «Пап, я думал, мы поговорим. То есть по-настоящему поговорим». Ладно, давай поговорим.

Шон Макинтош: Мне было страшно. И я уверен, что он тоже нервничал.

Скотт Макинтош: Я начал говорить ему все, что у меня накопилось. Я просто выпалил: «Шон, зачем ты выбрал это? Зачем?» И он просто посмотрел на меня и усмехнулся. Не как-то ехидно, а просто усмехнулся. Это его позабавило, и он сказал: «Пап, я не выбирал этого».

Шон Макинтош: Зачем вообще кому-то такое выбирать? Думаю, тогда он начал хоть что-то понимать.

Скотт Макинтош: И тут меня осенило: все боль и страдания от сказанных мною шуток, все оскорбления всякий раз, когда я говорил что-то ехидное о ком-то всей семье заставляли его сидеть и думать: «Папа и не представляет, что говорит сейчас обо мне». Все эти случаи нахлынули на меня потоком воспоминаний. Я осознал всю боль, которую моему сыну пришлось испытать. В тот момент произошел переворот. Это была перемена. И я просто обнял своего сына и любил его.

Бекки Макинтош: Итак, через два года он сказал мне: «Мам, я не знаю, какое будущее меня ждет, но жениться на девушке не представляется возможным».

Шон Макинтош: Даже несмотря на годы ее попыток познакомить меня с девушкой, которая может меня заинтересовать, в конце концов я просто понял, что со мной этого не случится.

Бекки Макинтош: Было сложно осознать, что сын отходит от Церкви.

Шон Макинтош: Потихоньку я пришел к тому, кем являюсь сегодня – я не скрываю того, что я – гей.

Скотт Макинтош: Видеть своего сына в отношениях с другим парнем, – да, это не совсем соответствует тому, чему мы учили.

Бекки Макинтош: Я могла бы свернуться клубочком и думать: «Что произошло с моей вечной семьей?» Как только отпускаешь ситуацию, словно складывая ее у ног Спасителя, чувствуешь, что этот тяжкий груз взят, и ты ощущаешь покой.

Шон Макинтош: Что мне нужно, так это знать, что она по-прежнему любит меня, потому что я боялся, что этого не будет.

Бекки Макинтош: Моя дверь будет открыта для всех и каждого.

Шон Макинтош: Мне было очень важно знать, что хоть у нас и могут быть разногласия, мы остаемся семьей. То, как я поступаю с людьми, и мое к ним уважение происходят из того, что меня растили и воспитывали в Евангелии.

Скотт Макинтош: Я чувствую, что Спаситель позволяет некоторым вещам происходить в нашей жизни, потому что они делают нас сильней. Уверен, что именно такие чувства Спаситель испытывает по отношению к Шону. Я чувствую, что Спаситель его очень любит.