Рождественская вышивка
После того, как в Рождественские праздники умерла моя мама, мы поняли, что все-таки сможем снова обрести мир в душе.
Я впервые стал папой. Теперь – наверное, как никогда раньше – мне хочется и требуется иметь вечную семью.
Истина о существовании вечной семьи изменила мою жизнь еще до того, как я родился. Когда папа попросил маму стать его женой, она выразила свои мысли о том, что значит для нее посещение храма, в письме, которое стало для нашей семьи бесценным. В этом письме она писала:
“Храмовый брак – это навеки. Он продолжается и после смерти. Дети тех родителей, [которые] сочетались браком в храме [и] которые живут согласно своим клятвам, воссоединятся со своими родителями на небе. Семейная ячейка сохраняется на время и вечность. Стив, я верю так же твердо, как верю, что завтра взойдет солнце: это правда. И еще я верю, что при такой сильной любви, какую мой Небесный Отец питает ко мне и какую Он питает к тебе, Он не мог бы сохранить никаких других отношений за порогом смерти, потому что Он – Бог истины, связанный Своим словом.
Стив, если я сейчас люблю тебя так сильно – а ведь я знаю тебя всего два с половиной года, – как же много ты будешь значить для меня, когда пройдет время? Если я не могу ответить тебе сейчас, потому что не могу смириться с возможными последствиями, как же я смогу смириться с ними позже?
Без завета с Богом два человека могут построить свою совместную жизнь – и все это лишь только для того, чтобы увидеть, как она будет отнята в кошмаре, которого никто не ожидал. Это не принесет душевного покоя”.
Эти слова придали моему отцу смелости для того, чтобы присоединиться к Церкви. Мама согласилась выйти за него, и родители были запечатаны в храме на время и на вечность. Свидетельство моего отца стало крепче благодаря душевному покою, обретенному в храмовом браке, – покою, смысл которого стал ясен через много лет.
Ранним субботним утром 19 декабря 1987 года вся моя семья поместилась в автофургон, и мы отправились в четырехчасовую поездку из Шелли, штат Айдахо, в Солт-Лейк-Сити, штат Юта, чтобы сделать покупки к Рождеству и посмотреть иллюминацию на Храмовой площади. Поездка казалась вполне обычной. Мы уже не первый раз так ездили, и я быстро заснул на заднем сиденье.
Меньше чем через час я проснулся от страха: фургон швырнуло влево, потом вправо. Меня вдруг выбросило из машины, и я приземлился мягким местом на холодную, заснеженную обочину. Всего за несколько минут до этого мама, покормив мою годовалую сестренку, пристегнула ее ремнями, но не успела пристегнуться сама. Я сел и потер бедро: было слышно, как сзади падает наш фургон. Я пытался вспомнить, когда и как я заснул.
Когда фургон замер, все звуки на секунду стихли. Затем, когда мой взгляд остановился на нашем исковерканном фургоне, я начал понимать, что же все-таки случилось, хотя еще не осознал до конца, какая беда с нами стряслась.
Отделавшись небольшими ссадинами, но растерявшись от всего произошедшего, я подошел к разбитой машине и своей семье. Пострадали все. Я подошел к матери, которая сидела, прислонившись к колесу, и спросил, как она себя чувствует. Неопределенное “Не знаю” приглушило мой страх.
Через считанные минуты прилетел вертолет гражданской обороны и тут же умчал маму и моего пятилетнего брата Джоша в ближайшую больницу. Я влез в одну из двух машин “скорой помощи”, которые повезли остальных членов моей семьи в травмопункт. Я пострадал меньше всех: у меня была просто ссадина на спине.
Мои родные разошлись по разным кабинетам, и мы встретились примерно через час в маленькой палате по просьбе моего отца. Обведя взглядом комнату и увидев своих родных, лечение которых было ненадолго прервано, я заволновался о последствиях этой немыслимой трагедии. Не хватало двоих: Джоша, лежавшего, как я узнал позже, в коме, в критическом состоянии, и мамы.
Слова, сказанные тогда отцом, никогда не сотрутся у меня из памяти.
“Мама умерла”, – прошептал он сквозь слезы.
У меня зашлось сердце, и глаза тоже наполнились слезами. Те несколько минут, пока все пытались осознать сказанное, в палате стояла тишина.
“А кто же будет для нас готовить?” – спросила девятилетняя Сара.
Папины слова утешения были самыми лучшими из всех, что можно было тогда сказать: “Я не знаю. Мы что-нибудь придумаем”.
В тот год Рождество, наступившее через шесть дней после аварии, прошло не так, как обычно. Мы решили отпраздновать его, когда Джош поправится настолько, что сможет вернуться домой. Затем в наше особое Рождественское утро папа, я и мои семеро братьев и сестер окружили елку, чтобы открыть подарки. По нашей семейной традиции самая младшая, моя годовалая сестренка, выбрала, какой подарок мы откроем первым. Она взяла подарок, который мама приготовила для всей семьи перед смертью.
Папа снял упаковочную бумагу со вставленной в рамку вышивки с такой надписью: “Круг нашей любви – вечность”. Глубокое значение этой простой фразы принесло моей семье покой в то трудное время, и с тех самых пор смысл этих слов связывает нас друг с другом знанием о том, что мы еще увидим нашу маму.
Сегодня, почти семнадцать лет спустя, начиная создавать собственную семью, я вспоминаю глубокую истину о существовании вечных семей. Теперь о том, что надо жить достойно, мне постоянно напоминает не только желание снова увидеть маму, но и желание вечно жить вместе со своей женой и маленьким сыном.
Я часто размышляю об утешительных словах Пророка Джозефа Смита: “И та же общественная среда, которая существует у нас здесь, будет существовать с нами там, только она будет соединена с вечной славой, коей славой мы не наслаждаемся теперь” (У. и З. 130:2).
Вышивка, которую мы распаковали много лет назад, до сих пор висит на стене гостиной в нашем доме, напоминая мне, моим братьям и сестрам о нашей любимой маме, внушая негасимую надежду на Божественный план нашего Небесного Отца и даря нам душевный покой, вселяемый обещанием о вечной семье, исполнение которого стало возможным благодаря жертве нашего Спасителя Иисуса Христа.
Дэвид Той – член Церкви из прихода Тэйтс-Крик, кол Лексингтон, штат Кентукки, США.