Любимая рождественская песня
Автор живет в штате Вашингтон, США.
Мне не нравилось ее пение, пока я не поняла, для кого на самом деле она поет.
Рисунок Дэна Бурра.
Помню, это был обычный приходской рождественский вечер: столы были накрыты красной и зеленой бумагой, угощение подавалось на одноразовых тарелках, дети бегали вокруг, и отовсюду доносился радостный гул общающихся прихожан. Каким-то образом кому-то удалось утихомирить всех и благословить пищу, и все приступили к угощению. Вот-вот должна была начаться концертная программа.
Это был не мой приход. Я пришла с подругой на вечер ее прихода, поэтому у меня здесь было мало знакомых. Мы планировали уйти пораньше, но ее мама убедила нас задержаться и послушать концертную программу.
Первыми выступали дети из Первоначального общества, которые вышли на сцену с золотыми венками на головах, сделанными из мишуры. Они спели песню и шумно ушли со сцены, оставив после себя дорожку из золотых блесток.
После них два пианиста исполнили радостные песни. Первый пианист без запинки сыграл «Придите, кто верен» (Гимны, №117). Второй пианист, маленький мальчик, сел за пианино и с мольбой посмотрел через плечо на свою маму, которая начала тихонько отбивать такт. Мальчик вздохнул, повернулся к инструменту и старательно заиграл песню «На крыше».
Следующим номером программы была моя любимая песня – «Р-о-ж-д-е-c-т-в-о».
Я взглянула на сцену и увидела, что к пианино странной походкой приближается сгорбленная сестра, плотно прижимавшая к себе одну руку. Когда она остановилась, я увидела, что ее бедра несимметричны. Перед тем, как запеть, она одарила нас перекошенной улыбкой. Должна признаться, я усомнилась, что ее пение будет приятным.
«Когда я была маленькой, Рождество означало для меня только одно», – запела она. В песне рассказывается, как ребенок учится писать по буквам слово Рождество и открывает для себя истинный смысл этого праздника.
Мышцы одной половины лица этой сестры были вялыми, и ей с трудом удавалось произносить слова.
Я осторожно обвела взглядом зал, рассматривая лица членов ее прихода. Похоже, никого не смущало ее пение. Более того, они улыбались ей и с удовольствием слушали.
Она продолжала петь, подняв глаза вверх и зафиксировав свой взгляд на какой-то точке на потолке. Через какое-то время я тоже взглянула наверх, но увидела только отделку потолка. Вновь взглянув на эту сестру, я заметила у нее на глазах слезы.
Когда она допела песню до конца, зал взорвался аплодисментами. Она покраснела от смущения. Пока она возвращалась на свое место, многие протягивали к ней руки, чтобы коснуться ее руки или плеча в знак искренней благодарности. Одна сестра, сидевшая недалеко от меня, сказала ей, что она замечательно выступила, на что та быстро ответила: «Спасибо! Надеюсь, Ему понравилось».
Ему? Для кого же она пела? Не успев задать себе этот вопрос, я уже знала ответ на него. Я поняла, что она пела не для собравшихся в зале. Она выступала не для того, чтобы получить одобрение публики. Она пела для Спасителя, чтобы выразить Ему хвалу.
С тех пор прошло уже не одно Рождество, и я слышала песню «Р-о-ж-д-е-c-т-в-о», исполнявшуюся многими прекрасными певцами. Но больше всего мне запомнилась эта песня, которую я услышала в то Рождество в необычном, но действительно искреннем исполнении.