Глава 28
Наши объединенные усилия
Весной 1942 года различные отрасли промышленности по всем Соединенным Штатам Америки бросили все силы на обеспечение военных нужд. В Цинциннати заводы поставляли запчасти и двигатели. Другие компании в городе занимались производством светонепроницаемых штор, парашютов и радиопередатчиков. В продовольственных магазинах – вроде того, что был у семьи Бэнгов, – продажа различной продукции была строго нормирована, поскольку все больше товаров шло на обеспечение солдат едой и всем необходимым1.
Когда самые обычные товары повседневного спроса стали дефицитом, Пол и Конни Бэнги стали задаваться вопросом, сможет ли небольшой приход в Цинциннати достроить свой новый дом собраний. Продав свой прежний дом собраний, Святые стали собираться в арендованном помещении в здании Юношеской христианской ассоциации («YMCA»). Пол и Конни были членами комитета прихода по строительству, и они еще с довоенных времен помогали со сбором средств на новый дом собраний. Но теперь из-за постоянного дефицита комитет не тешил себя надеждами на то, что сможет воплотить свои планы в жизнь до окончания войны2.
Приблизительно в это же время Пол и его шурин Милтон Тейлор стали задумываться над тем, чтобы отправиться со своими семьями в храм. Война разлучала семьи повсюду. Мужья и жены, сыновья и дочери уезжали из дома, чтобы служить своим странам. Пол и Милтон, которым было уже немногим за двадцать, встали на воинский учет, и в любой момент их могли призвать на фронт. На фоне такой огромной неопределенности вечный брак и храмовые заветы вселяли в них и в их молодые семьи уверенность3.
Однажды Пол и Милтон узнали, что их друг Вон Болл, член прихода в Цинциннати из Солт-Лейк-Сити, собирается съездить в штат Юта. Если Бэнги и Тейлоры поедут вместе с ним в Юту, то смогут исполнить свою мечту – получить облечение и запечататься в храме. К тому же, поехав все вместе, они смогут сэкономить4.
Единственной проблемой было найти способ туда добраться. Со времени свадьбы Пола и Конни прошло уже почти два года, и у них уже была десятимесячная дочка по имени Сандра. У Милтона и его жены Эстер также была дочка, двухлетняя Джэнет5.
Милтон знал человека, у которого был надежный автомобиль с достаточным количеством мест, и тот согласился дать им его в аренду. Тогда как предыдущие поколения Святых продвигались на запад, используя повозки, ручные тележки и поезда, Бэнги, Тейлоры и Вон Болл поедут на седане DeSoto Touring 1939 года выпуска6.
В итоге они отправились в Юту в последнюю неделю апреля. Поскольку в период войны бензин был не в таком дефиците, как покрышки, группа могла совершить поездку через всю страну без всякого зазрения совести при условии, что они будут ехать не слишком быстро, чтобы не износились покрышки на машине7.
Пока автомобиль DeSoto ехал по Соединенным Штатам, путешественники могли наслаждаться всеми преимуществами асфальтированных дорог и заправок, которые появились в последние тридцать лет. На ночь они останавливались в придорожных мотелях, где им всегда удавалось убедить владельцев брать с них на несколько долларов меньше официально объявляемой цены.
Помимо Вона, никто из пассажиров в машине ранее не бывал так далеко на западе, поэтому меняющийся ландшафт был для них в новинку. Им нравилось наслаждаться пейзажами вокруг, пока они не добрались до Скалистых гор и дорога не стала более крутой и опасной. Вону приносила удовольствие езда вверх-вниз по прекрасным горным перевалам, но все остальные, казалось, ужасно боялись, что неровные склоны не выдержат веса автомобиля и обвалятся, похоронив их заживо. Благополучно прибыв в Долину Соленого озера, они вздохнули с облегчением8.
В городе Пол, Конни и Сандра остановились у мамы Мэриона Хэнкса, миссионера, который служил в Цинциннати, а Тейлоры – у мамы Вона Болла. Обе семьи несколько раз посетили Храмовую площадь, делая там фотографии зданий и монументов. Они также заглянули к Чарльзу и Кристин Андрерсонам, которые более двух десятилетий руководили небольшим приходом в Цинциннати. Андресоны испытывали огромную любовь к этим двум супружеским парам и давно хотели стать свидетелями их запечатываний9.
Первого мая Пол и Конни вместе с Милтоном и Эстер вошли в храм в Солт-Лейк-Сити. После облечения их привели в одну из пяти комнат для запечатывания. Апостол Чарльз А. Каллис, служивший в свое время президентом миссии, в состав которой входил Цинциннати, по очереди запечатал каждую супружескую пару, в то время как президент Андерсон выступил в роли свидетеля. Затем в комнату привели Джэнет и Сандру, одетых во все белое, которые были запечатаны к своим родителям10.
Через несколько дней после своего запечатывания Пол и Конни, а также Милтон и Эстер вернулись, чтобы посетить еще одну сессию облечения. Проходя через многие комнаты и коридоры храма, Пол и Конни поражались его размерам и красоте. Они были в восторге от возможности быть там, пребывая в спокойствии от знания о том, что они и их дочка были запечатаны вместе на время и на всю вечность11.
Той весной недалеко от Гааги, Нидерланды, 37-летняя Ханна Влам попрощалась со своим мужем Питером, который направлялся на железнодорожную станцию. В течение последних двух лет Нидерланды были оккупированы нацистской Германией. Питер, как бывший офицер военно-морских сил Нидерландов, должен был регулярно отмечаться у нацистских чиновников, и в тот момент он направлялся для этого в город, расположенный рядом с немецкой границей.
«Увидимся завтра», – сказал он Ханне перед отъездом12.
Немецкое вторжение застало Ханну и Питера врасплох. Гитлер обещал не вторгаться в Нидерланды, которые придерживались нейтралитета, и Питер этому верил. Затем, однажды ночью в мае 1940 года, они внезапно проснулись от оглушающих разрывов бомб, которые сбрасывали военные самолеты. Питер быстро надел униформу и поспешил на защиту своей страны. Но спустя пять дней боев армия Нидерландов сдалась под сокрушительным натиском немецких войск13.
Жизнь под нацистским правлением была тяжелой. Питер потерял свое офицерское звание, но смог найти гражданскую работу, чтобы обеспечивать семью. Немецкие оккупанты позволили нидерландским Святым продолжать собираться при условии, что нацистские чиновники смогут слушать, что они будут говорить. И Святым нужно было собираться в дневное время, чтобы не нарушать приказ о светомаскировке. Питер, как второй советник в президентстве Нидерландской миссии, почти каждые выходные ездил с президентом Якобом Шипаанбоордом и первым советником Ари Джонкисом, которые тоже были голландцами, навещать небольшие приходы по всей стране14.
В марте 1941 года в семье Вламов произошла трагедия, когда поезд задавил насмерть их четырехлетнюю дочь Веру. Единственным утешением для Ханны и Питера было знание о том, что она будет с ними в вечности. Когда Вера была младенцем, Вламы и трое их детей были запечатаны в храме в Солт-Лейк-Сити. Им удалось это сделать по пути домой из Индонезии, где семья находилась по долгу службы мужа, Это знание помогало им держаться своих заветов и находить утешение в трудные времена, с которыми они столкнулись в дальнейшем15.
В то утро, когда Питер отправился отметиться у нацистских чиновников, Ханна была уверена, что их разлука не продлится дольше, чем его поездки по выходным вместе с президентством миссии. Но позднее в тот же день в дверь вбежала их старшая дочь, 11-летняя Грейс.
«Это правда?» – воскликнула она. Она рассказала матери о слухах, что нацисты арестовали всех бывших военнослужащих, пришедших, чтобы отметиться. Всех их загнали в вагоны для перевозки скота, и сейчас они направлялись в лагерь для военнопленных.
Ханна была настолько потрясена, что не могла говорить. На следующий день она получила по почте уведомление о том, что Питера отправили в Германию. Он действительно стал военнопленным16.
Шли недели, и Ханна молилась о покое и силе. Она просила Господа присматривать за ее мужем и оберегать его. После почти шести недель ожиданий она наконец получила небольшую открытку от Питера, на которой он очень мелким почерком постарался уместить свое послание.
«Я здоров и телом, и духом», – писал Питер. Нацисты держали его в тюрьме под названием Лангвассер в немецком городе Нюрнберге, и хотя охранники плохо относились к нему и другим заключенным, он кое-как держался. «В мыслях я постоянно со всеми вами, – написал он. – Представляю, как крепко обнимаю тебя, моя дорогая Хэнни».
Он попросил Ханну прислать ему немного еды и его Священные Писания. Ханна не была уверена, что книги пройдут нацистскую цензуру, но решила, что по крайней мере попытается.
«Будь сильна духом, – увещевал ее Питер. – Бог воссоединит нас вновь»17.
Пятого июля 1942 года Дэвид Икегами пришел на конференцию Японской миссии, проводившуюся в табернакле кола Оаху на Гавайях. Для Дэвида это воскресное собрание отличалось от большинства других. Он не только будет посвящен в чин учителя в Священстве Аароновом, но его также попросили выступить на первой сессии конференции. А поскольку на нее пришло более двухсот человек, слушать его будет гораздо больше людей, чем он привык, проводя занятия Воскресной школы18.
За основу своего выступления Дэвид взял Учение и Заветы 38:30: «Если вы готовы, то не будете бояться». Прошло уже почти семь месяцев после нападения на Перл-Харбор, но в воздухе над Гавайями все еще витало чувство страха и неопределенности. Армия США взяла отели под свой контроль и обнесла пляжи колючей проволокой. Солдаты обеспечивали соблюдение строгого комендантского часа, и нарушителей могли застрелить на месте. В школа Дэвида снова начали проводить уроки, но ему приходилось брать с собой противогаз, так как для студентов часто проводились учебные тревоги, чтобы подготовить их к авианалетам и химическим ударам19.
Поскольку Дэвид и его семья были американцами японского происхождения, им также пришлось столкнуться с растущим недоверием со стороны их неяпонских соседей. Некоторые люди, включая многих государственных и военных чиновников, без каких-либо доказательств полагали, что американцы японского происхождения будут пытаться противодействовать военным действиям США вследствие своей изначальной приверженности Японии. С начала того года правительство США даже занялось переселением более сотни тысяч американцев японского происхождения – мужчин, женщин и детей – из их домов в Калифорнии и других штатах на Западном побережье в лагеря для интернированных, расположенные в штатах внутри страны, таких как Юта20.
Правительство не стало прибегать к такому масштабному интернированию на Гавайях, где почти 40 процентов населения имело японские корни. Но представители власти задержали приблизительно 1500 членов японского сообщества, которые занимали влиятельное положение или были признаны подозрительными. И большинство этих задержанных стали пленниками в лагерях на островах21.
Чтобы продемонстрировать свою преданность США и помочь с обеспечением военных нужд, Дэвид присоединился к группе волонтеров под названием Kiawe Corps, которая занималась прокладкой дорог и расчисткой густых зарослей колючих деревьев киаве для устройства военных лагерей. Тем временем его отец вместе со своими помощниками по Воскресной школе для японцев начал трудиться над организацией сбора средств для военнослужащих США, среди которых были и члены их Воскресной школы22.
Выступая на конференции миссии, Дэвид поделился словами старейшины Йона А. Уидтсоу, которые тот произнес на недавней Генеральной конференции. «Страх – это главное оружие сатаны в том, чтобы делать человечество несчастным», – учил Апостол Святых, напомнив им, что тем, кто живет праведно и в единстве, нет нужды бояться. «Там, где народ Господа ведет настолько достойную жизнь, что может носить святое имя жителей Сиона нашего Господа, – провозгласил он, – люди находятся в безопасности»23.
После конференции миссии отец Дэвида еще в течение нескольких недель продолжал собирать средства для американских солдат. Деньги от этой благотворительной акции под названием «Мы едины ради победы» шли в комитет, состоявший из пятидесяти местных японцев. На эти средства печатали тысячи приглашений и конвертов для пожертвований, которые распространялись среди их друзей и соседей. За несколько месяцев они собрали 11 тысяч долларов. Военное командование на островах выразило свою благодарность за эти деньги, которые будут использованы на приобретение книг, пластинок с записями языковых курсов, а также двух кинопроекторов и экранов для поднятия духа солдат24.
Святые из Японской миссии были рады помочь. Их патриотизм и преданность были явным образом отражены в приглашениях, которые раздавались среди членов сообщества. «Мы хотим сделать все, что можем, чтобы помочь сберечь ту свободу, которую так любим, – говорилось в них. – Наши объединенные усилия помогут сделать военнослужащих счастливыми»25.
Несколько месяцев спустя в тюрьме в Гамбурге, Германия, Карл-Хайнц Шниббе ожидал суда по делу о государственной измене. Вскоре после ареста он увидел своего друга Гельмута Хюбенера в длинной, белой комнате для задержанных, где были десятки других заключенных. Всем им было приказано встать лицом к стене, но, когда Карл-Хайнц проходил мимо, его друг немного повернул голову, улыбнулся и подмигнул ему. Судя по всему, Гельмут не оговорил себя. Его опухшее лицо, покрытое кровоподтеками, служило свидетельством того, что он никого не выдал, за что был сильно избит26.
Вскоре после этого Карл-Хайнц также увидел в комнате своего друга Руди Воббе. Все трое юношей-прихожан были арестованы.
В первые месяцы тюремного заключения Карл-Хайнц подвергался допросам, угрозам и пыткам от рук гестаповцев. Дознаватели не могли представить, чтобы Гельмут Хюбенер, 17-летний парень, мог стоять за таким сговором, и они требовали назвать имена причастных взрослых. Конечно, никаких взрослых не существовало27.
Утром 11 августа 1942 года Карл-Хайнц сменил тюремную униформу на костюм и галстук, присланные из дома. На его исхудалом теле костюм висел словно на вешалке. Затем его привезли в здание Народной судебной палаты, печально известной в нацистской Германии за осуждение политических заключенных и вынесение жестоких приговоров. В тот день Карл-Хайнц, Гельмут и Руди должны были предстать перед судом по делу о тайном сговоре, государственной измене, а также пособничестве врагу и подстрекательстве28.
В зале суда обвиняемые сели на возвышенной платформе лицом к судьям, одетым в красные мантии, на которых красовался золотой орел. В течение нескольких часов Карл-Хайнц слушал, как свидетели и агенты гестапо подробно излагали доказательства тайного сговора ребят. Зачитывались вслух листовки Гельмута, в которых тот обличал Гитлера и разоблачал ложь нацистов. Судьи были разъярены29.
Сперва суд рассматривал дела Карла-Хайнца, Руди и еще одного молодого человека, который был коллегой Гельмута. Затем они обратили свое внимание на самого Гельмута, который, казалось, абсолютно их не боялся.
«Почему ты это сделал?» – спросил один судья.
«Потому что хотел, чтобы люди знали правду», – ответил Гельмут. Он сказал судьям, что не верит в способность Германии победить в войне. Присутствовавшие в зале суда пришли в ярость и недоумение30.
Когда пришло время для вынесения приговора, Карл-Хайнц в содрогании наблюдал за тем, как судьи занимали свои места. Главный судья назвал их «предателями» и «отбросами». Он сказал: «Такие паразиты, как вы, должны быть истреблены».
Затем он обратился к Гельмуту и приговорил его к смертной казни за государственную измену, а также пособничество врагу и подстрекательство. В зале воцарилась мертвая тишина. «О нет! – прошептал один из присутствовавших. – Смертная казнь для мальчишки?»31
Суд приговорил Карла-Хайнца к пяти годам тюремного заключения, а Руди – к десяти. Ребята были потрясены. Судьи спросили, есть ли у них что сказать.
«Вы казните меня ни за что, – сказал Гельмут. – Я не совершил никакого преступления. Все, что я сделал, – это рассказал правду. Сейчас пришла моя очередь, но придет и ваша».
Тем днем Карл-Хайнц в последний раз увиделся с Гельмутом. Сперва они пожали руки, но потом Карл-Хайнц крепко обнял своего друга. Большие глаза Гельмута наполнились слезами.
«Прощай», – промолвил он32.
О том, что нацисты казнили Гельмута Хюбенера, Мари Зоммерфельд узнала на следующий день из газеты. Она ходила в тот же небольшой приход, что и Гельмут. Мари и ее сын Артур были друзьями, и для Гельмута она была как вторая мама. Она не могла поверить в то, что его больше нет33.
Мари все еще помнила, как он был ребенком, способным и подающим надежды. «Ты еще услышишь обо мне что-то особенно великое», – сказал он ей однажды. Мари не считала, что, сказав это, Гельмут хвастался. Он просто хотел использовать свой ум, чтобы сделать в этом мире что-то значимое34.
Восемь месяцев назад Мари услышала об аресте Гельмута еще до того, как об этом с кафедры объявил президент их небольшого прихода. Была пятница, и в этот день она обычно помогала Вильгельмине Судров, бабушке Гельмута, убирать здание прихода. Когда Вильгельмина вошла в зал, Мари увидела, как та преклонилась перед кафедрой и с распростертыми руками стала взывать к Богу.
«Что случилось?» – спросила Мари.
«Произошло нечто ужасное», – ответила Вильгельмина. Затем она рассказала, как к ним домой пришли агенты гестапо, сопровождавшие Гельмута, обыскали квартиру и унесли с собой некоторые из его записей, его радио и приходскую печатную машинку35.
Придя в ужас от слов Вильгельмины, Мари сразу же подумала о своем сыне Артуре, которого недавно призвали трудиться в нацистской трудовой службе в Берлине. Могло ли быть так, что до своего отъезда он принимал участие в том, чем занимался Гельмут?
Как только появилась возможность, Мари отправилась в Берлин, чтобы спросить Артура, был ли он каким-либо образом причастен ко всему этому. Узнав, что, хотя Артур периодически слушал радио Гельмута, он понятия не имел, что Гельмут и другие мальчики распространяли антинацистские материалы, она вздохнула с облегчением36.
Некоторые прихожане молились за Гельмута, пока тот был в тюрьме. Другие были обозлены на ребят за то, что они подвергли опасности их и других немецких Святых, а также поставили под удар возможность Церкви проводить собрания в Гамбурге. Даже члены Церкви, неодобрительно относившиеся к нацистам, стали беспокоиться, что из-за Гельмута все они могут оказаться в тюрьме или еще хуже, особенно поскольку гестаповцы были убеждены в том, что Гельмут получал помощь от взрослых37.
Артур Цандер, президент их небольшого прихода, считал, что должен действовать быстро, чтобы защитить своих прихожан и доказать, что Святые последних дней не плели заговор против правительства. Вскоре после ареста юношей он и временно исполняющий обязанности президента миссии, Энтон Хак, отлучили Гельмута от Церкви. Это действие возмутило президента округа и некоторых прихожан. Бабушка и дедушка Гельмута были убиты горем38.
Через несколько дней после казни Гельмута Мари получила письмо, которое он написал ей за пару часов до смерти. «Мой Отец на Небесах знает, что я не сделал ничего дурного, – сказал он ей. – Я знаю, что Бог жив и что Он будет истинным судьей всего этого».
«А до того счастливого воссоединения в лучшем мире, – написал он, – я остаюсь твоим другом и братом в Евангелии»39.
В течение многих месяцев Питер Влам задавался вопросом, почему Господь позволил нацистам отправить его в лагерь для военнопленных, так далеко от семьи.
Полуразвалившиеся бараки в лагере кишели вшами, блохами и клопами, и Питер и другие заключенные иногда отваживались выходить наружу, чтобы отдохнуть на крохотном клочке травы. Однажды, когда они лежали и смотрели на небо, один человек спросил Питера, могут ли они поговорить на духовные темы. Он знал, что Питер является Святым последних дней, и у него были вопросы о мире за пределами этого. Питер начал обучать его Евангелию40.
Вскоре другие заключенные также стали искать у Питера духовного руководства. Охранники не позволяли им общаться в больших группах, поэтому Питер брал с собой двух других заключенных за раз и вместе они отправлялись на прогулку по лагерю. Не все заключенные верили в то, чему учил Питер, но они ценили его веру, и это помогало им обретать лучшее понимание Церкви41.
После нескольких месяцев в немецком лагере Питер и другие нидерландские офицеры были переведены в Шталаг 371, лагерь для военнопленных на оккупированной нацистами Украине. Там они расположились в холодном каменном здании, в котором условия были даже лучше тех, с чем им приходилось сталкиваться в Германии. Чувствуя себя лучше и телом, и духом, Питер продолжил прогуливаться с любым, кто интересовался тем, чему он учил. Он так много ходил, что в одном из писем жене Ханне попросил ее прислать ему новую пару деревянных башмаков вместо его изношенной обуви42.
Не прошло много времени, как группа из приблизительно десяти человек предложила Питеру организовать Воскресную школу, и он согласился. Поскольку нацисты запрещали проводить такие собрания, они встречались тайно в пустом здании в дальнем углу лагеря. Они закрыли окно старым одеялом, а в качестве кафедры использовали импровизированную трибуну. Чудесным образом Священные Писания и книга гимнов, которые Ханна послала Питеру после его ареста, прошли цензуру и не были конфискованы. Питер учил, используя Библию и Книгу Мормона, но группа не решилась петь. Вместо этого Питер читал гимны вслух. В конце собраний заключенные по одному выскальзывали в дверь, чтобы их не поймали43.
В конечном итоге один протестантский священник в Шталаге 371 заметил, как некоторые заключенные гуляют и общаются с Питером. Он отвел каждого из них в сторону, показал им брошюру, полную искаженной информации о Церкви, и сказал, что Питера обманули. Однако эти старания священника не только не убедили их оставить Питера и его учения, но и пробудили в них еще бо́льший интерес к восстановленному Евангелию.
Прочитав эту брошюру, к группе решил присоединиться человек по имени мистер Калленбах. «Я не хочу быть обращенным в веру, – сказал он Питеру. – Я лишь пришел послушать, что вы рассказываете»44.
Однажды в воскресенье Питер решил обучать принципу поста. Он сказал другим заключенным, что они должны отдать полученную в тот день небольшую миску фасоли кому-то другому.
«Если ночью у вас не будет получаться заснуть, – сказал Питер, – помолитесь Богу и спросите Его, истинно ли то, что вы слышали от меня»45.
В следующее воскресенье заключенные вставали, чтобы поделиться своим свидетельством. Мистер Калленбах был последним. Со слезами на глазах он поведал о своем опыте, связанным с постом.
«Той ночью мне очень хотелось есть, – сказал он. – Затем я вспомнил, что сказал мистер Влам о молитве». Он рассказал, как стал искренне молиться, чтобы узнать, верно ли то, чему учил Питер. «На меня снизошло неописуемое чувство покоя, – сказал он, – и я знал, что слышал истину»46.