22 Вечная награда

Глава 22

Вечная награда

семья Дэниэлсов подходит к своему дому, держась за руки

Проснувшись утром 17 мая 1933 года, Йон и Лия Уидтсоу смогли впервые лицезреть Святую землю. В окне их поезда виднелась бесплодная, каменистая равнина вперемешку с возделанными полями и садами. Йон, который многие годы изучал науку ведения сельского хозяйства в пустынях, был восхищен этим ландшафтом. «Чрезвычайно интересно», – писал он в дневнике.

После возвращения в Лондон осенью 1931 года семья Уидтсоу вернулась к своим обязанностям в Европейской миссии. Сейчас они направлялись в Хайфу, город на восточном побережье Средиземного моря, чтобы рукоположить человека по имени Бадваган Пиранян и его жену Берту для руководства Палестино-сирийской миссией Церкви¹. Эта миссия, в состав которой вскоре будут входить четыре небольших прихода в регионе, была одной из самых маленьких в Церкви. Бадваган был армянином, как и большинство Святых на Ближнем Востоке, а Берта была швейцаркой. Они оба присоединились к Церкви в течение последних десяти лет².

Сперва Лия не планировала ехать в Палестину вместе с Йоном. Экономическая депрессия охватила весь мир, разоряя города, которые все еще восстанавливались после мировой войны. С деньгами у семьи Уидтсоу было туго, а поездка через весь континент будет недешевым делом. Но Йон настоял на том, чтобы Лия поехала с ним.

«Мы все в жизни делали вместе, и эта поездка не должна быть исключением, – сказал он. – Мы уж как-нибудь выберемся из этой ‘финансовой пропасти’»³.

Прибыв в Хайфу, Уидтсоу встретились с семьей Пиранян и их 16-летней дочерью Осдриг. Новый президент впечатлил Йона. Бадваган свободно говорил на армянском и немецком, а также немного знал турецкий, русский и английский языки. «Брат Пиранян, – сообщил Йон, – умный, трудолюбивый и искренний человек»⁴.

Берта не менее впечатлила Лию. Она обладала крепким свидетельством о Евангелии и горела желанием узнать, как она может помочь женщинам в миссии принимать более полноценное участие в деятельности их Обществ милосердия и Ассоциаций взаимного совершенствования девушек. Лия считала, что эти организации имеют важное значение для созидания Церкви в том регионе. «Если этих женщин получится вовлечь в активную работу и сделать их счастливыми благодаря принадлежности к Обществу милосердия или участию в программах ‘Улей’ или ‘Жницы’, – думала она, – они станут гораздо более способными проповедницами истины».

Иногда Лие казалось, что она должна сдвинуть горы, чтобы убедить жен президентов миссий позволить местным женщинам руководить своими организациями. Но по мере того как Берта и Лия стали работать вместе, было заметно желание Берты делать то, что нужно, и быть хорошим руководителем. К тому времени как Йон и Лия были готовы покинуть Хайфу, Лия знала, что Берта прекрасно справится со своей работой⁵.

Из Хайфы Лия и Йон отправились в Тель-Авив, а затем – в Иерусалим. Они планировали отправиться на пешеходную экскурсию к Стене Плача, последнему уцелевшему фрагменту древнего храма в Иерусалиме. Однако, прибыв в номер, Йон получил стопку писем и начал молча читать две телеграммы. Их содержимое было горестным, но Лия была в очень хорошем настроении, поэтому он отложил письма в сторону, и они вышли из отеля.

Они шли по старым, изогнутым улицам, через колоритные базары, полные людей. У Стены Плача они наблюдали за тем, как иудеи – мужчины и женщины – молятся и оплакивают разрушение храма, произошедшее много веков назад. Смотря на происходящее, Лия заметила, как некоторые люди засовывают в щели между камнями в стене кусочки бумаги с написанными на них молитвами.

Тем вечером они провожали солнце с горы Елеонской, недалеко от того сада, где Спаситель пострадал за грехи всего человечества. Йон был все еще поглощен теми телеграммами и никак не мог расслабиться, но Лия была в восторге от этого святого города.

Позднее, после возвращения в номер, Йон наконец поделился с Лией тем, что его беспокоило. Телеграммы были от Президента Хибера Дж. Гранта, который сообщил им о том, что мама Лии умерла 27 мая, на следующий день после их отъезда из Хайфы. Йон не сразу рассказал Лие об этом, поскольку по приезду в Иерусалим ее переполняла радость, и он никак не мог лишить ее этого счастья⁶.

Эти известия шокировали Лию. Она знала, что Сузе нездоровилось, но и понятия не имела, что болезнь была настолько серьезной. Внезапно мысли ее померкли и стали полны возмущения. Почему она оказалась так далеко в момент смерти матери? Она с нетерпением ждала возможности воссоединиться с ней и рассказать о своей миссии. Теперь все изменилось. Она больше не чувствовала радости⁷.

Полная печали, она никак не могла прийти в себя всю ночь и весь следующий день. Единственным ее утешением были мысли о том, что ее мама, которая столько времени посвятила храмовой работе, радостно воссоединилась со своими умершими близкими. Она вспомнила стихотворение, которое Суза так беззаботно написала какое-то время назад:

Когда, оставив мир земной,
Отправлюсь тихо в край иной,
Не плачь, ведь буду я тогда
Работой лучшей занята.

Пятого июня Лия направила Президенту Гранту письмо, поблагодарив его за ту доброту, которую он всегда проявлял к Сузе. «Жизнь мамы была долгой и полной различных достижений, – писала она. – Я молюсь о том, чтобы ее дети, каждый из нас, могли любить и жить ради истины так, как это делала она»⁸.

Позднее в том же году в Южной Африке Уильям Дэниэлс добросовестно исполнял свои обязанности президента небольшого прихода Любви в Кейптауне. Хотя он не мог совершать таинства священства, он мог председательствовать на вечерних собраниях по понедельникам, заниматься ведением дел небольшого прихода, наставлять Святых, вверенных его заботе, и вместе с другими президентами небольших приходов в Южной Африке посещать конференции для руководителей миссии.

Однажды Уильям тяжело заболел. Он был уверен, что болезнь будет непродолжительной, поэтому не сразу попросил миссионеров о благословении. Однако ему становилось все хуже, и врачи стали беспокоиться. Ему было почти 70 лет, и у него было слабое сердце.

Прошло шесть недель, прежде чем Уильям наконец связался с домом миссии, чтобы попросить о благословении. Президента Далтона не оказалось на месте, поэтому послужить Уильяму приехал другой миссионер. После благословения Уильям на какое-то время почувствовал себя лучше, но в итоге болезнь вернулась. В этот раз президент Далтон смог посетить его и дать ему благословение.

Переживая за жизнь Уильяма, президент Далтон взял с собой свою жену Джиниву и детей, чтобы утешить друга. Увидев, в каком состоянии находится Уильям, президент Далтон разрыдался. Всей семьей они встали на колени у кровати Уильяма, и пятилетний Джордж Далтон произнес молитву. Затем президента Далтон помазал голову Уильяма маслом и дал ему благословение. Он пообещал Уильяму, что тот сможет снова поклоняться Богу вместе со Святыми в Кейптауне.

Несколько недель спустя президент Далтон вернулся в город и обнаружил, что Уильям чувствует себя достаточно хорошо, чтобы передвигаться. Вместе они пошли на урок Воскресной школы в Моубрейском небольшом приходе, на котором Святые попросили Уильяма выступить перед ними. С некоторой помощью он поднялся в президиум и принес свидетельство об исцеляющей силе веры. После собрания каждый присутствовавший в комнате, молодой и старый, пожал ему руку. И вскоре он смог в полной мере вернуться к исполнению своих обязанностей в небольшом приходе Любви.

Уильям радовался и был благодарен за миссионеров и исцеляющие благословения, которые получил от них. «Я чувствую себя более благословленным, чем царь со всеми его богатствами, – сказал он однажды прихожанам. – Я благодарю Господа за привилегию принимать у себя дома этих прекрасных людей и за ту веру, которая есть у меня в помазавших меня старейшин»⁹.

После того как здоровье Уильяма улучшилось, он записал свое свидетельство для газеты миссии, Cumorah’s Southern Messenger. Размышляя о своей церковной жизни, он рассказал о своем обращении, судьбоносном визите в Солт-Лейк-Сити и о недавнем случае, когда он на себе испытал силу священства.

«Мое свидетельство состоит в том, что я знаю, что Джозеф Смит был Божьим Пророком последних дней, – свидетельствовал он, – и что восстановленное Евангелие содержит ни что иное, как учения Самого Христа».

«Я знаю, что Бог жив, что Он слышит и отвечает на молитвы, – писал он. – Иисус есть воскресший Искупитель и воистину Сын нашего истинного и живого Отца на Небесах»¹⁰.

Вскоре после смерти тещи Йон Уидтсоу получил письмо от Президента Гранта. «Говоря о Вашем возвращении, я хочу, чтобы Вы написали мне совершенно откровенно, – говорилось в нем. – Вы можете без колебаний сказать мне, если вдруг желаете вернуться домой, чтобы быть рядом со своими близкими. Вы превосходно отслужили на миссии».

Йон не знал, что ответить. С одной стороны, они с Лией уже в течение шести лет были на миссии – в два раза дольше, чем другие недавние президенты Европейской миссии. Йон также знал, что их семья в Юте скучает по ним и нуждается в них, особенно сейчас, когда Сузы не стало¹¹.

С другой стороны, они чувствовали себя в Европе как дома, и им очень нравилось миссионерское служение. Лия непременно будет скучать по этой работе. Ее труды по укреплению Церкви в Европе были видны отовсюду. Она укрепляла местные женские организации, призывала к более преданному соблюдению Слова Мудрости и делала уроки Общества милосердия более актуальными для европейцев. Она только недавно доработала европейское издание пособия по программе «Улей», в котором программа Ассоциации взаимного совершенствования была значительно сокращена и адаптирована к потребностям молодых женщин на континенте¹².

Сама миссия также столкнулась с новыми трудностями. С ухудшением экономической ситуации во всем мире поступления от десятины в Европе резко упали, и некоторые небольшие приходы лишились своих помещений, поскольку не могли оплачивать аренду. Из-за Великой депрессии существенно сократилось число миссионеров, которые могли позволить себе служить, и многие семьи нуждались в помощи своих сыновей дома. В 1932 году лишь 399 мужчин смогли принять призвания на миссию – в сравнении с пиком в 1920-х годах, когда на миссию отправлялись по 1300 человек в год. Ввиду такого значительного падения количества миссионеров не будет ли лучше для Церкви, чтобы Йон и Лия, у которых такой богатый практический опыт служения в Европе, продолжили возглавлять Европейскую миссию?

Йон сказал Президенту Гранту, что они с Лией готовы оставить этот вопрос на усмотрение Пророка. «Я всегда замечал, что пути Господа лучше моих путей», – написал он¹³.

18 июля Йон получил телеграмму, в которой сообщалось, что Апостол Джозеф Ф. Меррилл был призван сменить его на посту президента Европейской миссии. Хотя уезжать будет непросто, Йон и Лия испытывали хорошие чувства в отношении этого решения. К сентябрю они вовсю готовились к отъезду – Лия решала насущные задачи в доме миссии в Лондоне, пока Йон отправился в континентальную Европу, чтобы в последний раз оценить состояние дел¹⁴.

В завершении поездки Йон собирался посетить офис миссии в Берлине. Ранее в том году Адольф Гитлер был назначен канцлером Германии, и его национал-социалистическая немецкая рабочая партия начала закручивать в стране гайки. Первое Президентство, обеспокоенное этими событиями, попросило Йона сообщить о происходящем в стране и о том, безопасно ли миссионерам находиться в Германии.

Йон и сам внимательно следил за восхождением Гитлера к власти и последствиями этого для Германии. Многие немцы все еще были раздражены поражением в войне пятнадцатью годами ранее и сильно возмущались жесткими санкциями, наложенными на них победителями. «Политический настрой немцев лежит на поверхности, – сообщил Йон Первому Президентству. – Надеюсь, что, когда ситуация дойдет до точки кипения, этот яд будет слит вместо того, чтобы пропитать собой всю ткань общества»¹⁵.

Когда Йон прибыл в Берлин, его поразило, насколько он изменился за те десятилетия, что прошли после его учебы там. Город был похож на военный лагерь. Повсюду была символика Гитлера и НСДАП, в том числе в офисе миссии. «На стене висит нацистский флаг, – писал Йон Первому Президентству, – не в знак, я надеюсь, принятия всего того, что нынешнее правительство делает в Германии, а в качестве подтверждения того, что мы поддерживаем законное правительство страны, в которой пребываем».

После беседы с президентами двух миссий в Германии Йон почувствовал, что Церковь здесь не подвергается непосредственной опасности. Гестапо – нацистская тайная полиция – изучило отчетную документацию в офисе миссии в Берлине, а также документы в некоторых небольших приходах, и на настоящий момент, казалось, они были убеждены в том, что Церковь не пытается нанести ущерб их государству¹⁶.

И все же Йон опасался, что Гитлер ведет немецкий народ к еще одной войне. Местные Святые уже готовились к тому, чтобы взять на себя руководство небольшими приходами и присматривать за членами Церкви в случае возникновения каких-либо затруднений. Йон рекомендовал президентам миссий составить планы по эвакуации миссионеров из Германии в течение двух-трех часов, если такая необходимость появится. Он также посчитал разумным, чтобы Первое Президентство ограничило число миссионеров, которые будут направляться в Германию в будущем.

После двух дней, полных собраний, Йон покинул офис в Берлине и отправился назад в Лондон. Он пошел знакомым маршрутом по Унтер-ден-Линден, улице в самом центре Берлина, названной так из-за лип, растущих вдоль тротуаров. На пути к железнодорожному вокзалу в его поле зрения попал большой отряд солдат, марширующих ровными рядами по городу, чтобы сменить других солдат в карауле.

Кругом на улицах маячили тысячи сторонников Гитлера, исполненных большого энтузиазма¹⁷.

Весной 1934 года Лен и Мэри Хоуп, афроамериканские Святые, присоединившиеся к Церкви в штате Алабама, проживали на окраине Цинциннати, штат Огайо. Вся их семья перебралась в эту местность летом 1928 года в поисках новой стабильной работы, и вскоре Лен устроился на завод. Сейчас у них было пятеро детей и еще один на подходе¹⁸.

Цинциннати был северным городком находившимся на границе с южным штатом, и бо́льшая часть районов города была так же строго разделена по расовому признаку, как и в любом другом месте в южных штатах США. Поскольку Хоупы были чернокожими, им не позволялось жить в определенных кварталах, останавливаться в определенных отелях или есть в определенных ресторанах. В театрах для чернокожих были выделены отдельные места. Некоторые школы, колледжи и университеты в городе либо не принимали чернокожих учащихся, либо серьезно ограничивали их образовательные возможности. У нескольких религиозных деноминаций были приходы для белых и приходы для чернокожих¹⁹.

Когда Хоупы впервые прибыли в город, они стали посещать собрания в небольшом приходе в Цинциннати. Поскольку не существовало общецерковной политики расовой сегрегации, приходы и небольшие приходы иногда руководствовались собственной политикой, основанной на местных обстоятельствах. Сперва казалось, что небольшой приход в Цинциннати тепло примет их семью. Но затем группа прихожан заявила президенту небольшого прихода, Чарльзу Андерсону, что перестанут посещать собрания, если на них будут приходить Хоупы.

Чарльзу нравились Лен и Мэри, и он знал, что будет неправильно просить их не приходить в церковь. Он переехал в Цинциннати из Солт-Лейк-Сити, где небольшое число чернокожих Святых посещало церковь бок о бок со своими белыми соседями. Но он также знал, что расизм довольно глубоко укоренился в Цинциннати и близлежащей местности и полагал, что не сможет изменить отношение людей²⁰.

Границы небольшого прихода недавно были изменены, в связи с чем среди подопечных Чарльза оказалось много Святых с юга. Но против посещения Хоупами церкви были не только Святые с юга. Некоторые давние члены его небольшого прихода, которых Чарльз знал в течение многих лет, также высказали свои опасения относительно того, что это даст местным критикам Церкви новую причину пренебрежительно высказываться о Святых²¹.

С тяжелым сердцем Чарльз отправился домой к Хоупам и рассказал им о возражениях прихожан. «Мне никогда в жизни не приходилось так тяжко, навещая других людей», – признался он. Он пообещал помогать их семье поддерживать связь с Церковью. «Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал он. – Мы будем приезжать сюда раз в месяц, чтобы прислуживать вам причастие и проводить у вас дома церковные службы».

Убитые горем из-за решения Чарльза, Лен и Мэри перестали посещать церковь за исключением конференций округа и других особых событий. В первое воскресенье каждого месяца они проводили у себя дома собрание свидетельств для миссионеров и любых других прихожан, которые хотели прийти и поклоняться Богу вместе с ними. Их семья также была рада неформальным визитам местных Святых²². Хоупы жили в уютном доме с четырьмя комнатами, большим крыльцом и белым забором из штакетника. Он располагался в преимущественно афроамериканском районе приблизительно в 15 километрах к северу от приходского дома собраний, и доехать до него гости могли на трамвае из Цинциннати, после чего нужно было пройти еще около полутора километров пешком²³.

На ежемесячных воскресных собраниях у себя дома Хоупы принимали причастие и по очереди делились свидетельством, от старшего к младшему. Иногда их талантливые дочки пели или играли на пианино. После каждого собрания Хоупы подавали вкусный обед из таких домашних блюд, как жареная индейка, кукурузный хлеб, картофельный салат и других²⁴.

Среди Святых, навещавших Хоупов, были Чарльз и его советники, Кристиан Бэнг и Алвин Гиллиам. Иногда к ним присоединялись их жены, Кристин Андерсон и Роза Бэнг. Также приезжали секретарь небольшого прихода Вернон Кахалл, его жена Эдит и прихожане Роберт Майери и Реймонд Чапин, зачастую со своими семьями²⁵. Сестры-миссионерки, проводившие занятия Первоначального общества в домах некоторых прихожан, также делали это и для детей Хоупов. Иногда им помогала Элизабет, старшая дочь Бэнгов. Время от времени Хоупы вместе с миссионерами или прихожанами ходили в различные места, например, в местный зоопарк²⁶.

Восьмого апреля 1934 года Мэри Хоуп родила мальчика. В прошлом Хоупы всегда следили за тем, чтобы их младенцы получали благословение, и этот раз не был исключением. Через два месяца после рождения маленького Вернона домой к Хоупам на очередное причастное собрание приехали Чарльз Андерсон и секретарь прихода. После собрания Чарльз дал младенцу благословение²⁷.

Делясь свидетельством, Лен часто рассказывал историю своего обращения в восстановленное Евангелие. Он знал, что они с Мэри были необычайно благословлены с тех пор, как приехали в Цинциннати. В то время как из-за Великой депрессии многие их соседи остались без работы, у него не было ни одного безработного дня. Он зарабатывал немного, но всегда платил полную десятину.

Он также говорил о своей вере в будущее. «Я знаю, что не могу иметь священство, – сказал он однажды, – но чувствую, что по справедливости Божьей оно будет однажды дано мне, и мне будет позволено отправиться к своей вечной награде вместе с верными, которые им обладают».

Они с Мэри были готовы ждать наступления того дня. Господь знал их сердце²⁸.

Тем временем в Тильзите, Германия, 14-летняя Хельга Мисзус не могла не заметить, как сильно все изменилось в ее городке с тех пор, как к власти пришли нацисты. Раньше она боялась ходить по вечерам из церкви домой, поскольку по улицам слонялось очень много людей. Экономическое состояние было удручающим, у многих не было работы, и им было нечем заняться. Скорее всего, они были неопасны, но Хельга всегда боялась, что они попытаются причинить ей вред.

Затем к власти пришел Гитлер, и экономическое положение улучшилось. Работы теперь хватало, и на улицах можно было чувствовать себя в безопасности. Более того, люди снова начали гордиться тем, что являются немцами. Гитлер был убедительным оратором, и его пылкие речи вселяли во многих надежду на то, что Германия вновь станет сильным государством, которое сможет устоять еще тысячу лет. Когда из его уст потоком лилась ложь, когда он говорил о тайных сговорах и обвинял евреев в проблемах Германии, многие верили ему.

Как и среди других жителей страны, среди немецких Святых последних дней бытовали различные мнения относительно Гитлера. Одни его поддерживали, тогда как другие с опаской относились к его приходу к власти и его ненависти по отношению к евреям. Семья Хельги не сильно интересовалась политикой и не выступала открыто против нацистской партии. И все-таки ее родители считали Гитлера неподходящим лидером для Германии. В частности ее отцу не нравилось, как их заставляли говорить «Хайль Гитлер» в качестве приветствия. Он настаивал на использовании традиционных «доброе утро» или «добрый день» – даже если окружающие этого не одобряли.

Однако Хельга боялась не говорить «Хайль Гитлер» или не поднимать руку в нацистском приветствии. Что если кто-то увидит, как она отказывается это делать? Это могло повлечь за собой неприятности. На самом деле она так сильно боялась выделяться, что иногда старалась и вовсе не думать о Гитлере, беспокоясь, что нацисты смогут каким-то образом прочитать ее мысли и наказать ее.

И все же ей нравилась такая помпезность нацистской партии. Они проводили нацистские вечера танцев, а по улицам маршировали солдаты в униформе. Нацисты хотели привить молодежи чувство патриотизма и верности своей стране, и чтобы их заинтересовать, они часто проводили различные мероприятия, а также использовали волнующую душу музыку и другие формы пропаганды²⁹.

Приблизительно в это же время Хельга стала членом программы для девушек «Улей» – так Церковь недавно переименовала Ассоциацию взаимного совершенствования девушек. Под руководством взрослого руководителя члены ее класса ставили цели и получали цветные эмблемки, которые можно было наклеивать на немецкоязычное издание руководства по программе «Улей». Хельга очень дорожила своим руководством, которое можно было сразу узнать среди других, поскольку она разукрасила его черно-белые иллюстрации и с помощью ручки или карандаша ставила напротив выполненных целей X.

За время работы с этим руководством Хельга поставила крестик напротив нескольких десятков целей. Она назвала достижения пяти великих музыкантов, шла спать рано и рано вставала, поделилась свидетельством на трех собраниях свидетельств в постное воскресенье и определила наиболее важные отличия учений Церкви от других христианских вероисповеданий. Она также выбрала для себя особое имя и символ в классе «Улей». В качестве имени она решила остановиться на Edelmut, что по-немецки означало «благородство». Ее символом был эдельвейс, маленький, редкий цветок, который рос высоко в Альпах³⁰.

Однажды Хельга пришла домой очень оживленной. Представители молодежного движения нацистской партии для девушек – Bund Deutscher Mädel, или Союз немецких девушек, – набирали подростков в свои ряды в их районе, и многие из подруг Хельги решили вступить в него.

«О, Mutti, – сказала Хельга маме. – Я бы хотела принадлежать к этой группе». Организация проводила различные уроки и мероприятия, а также издавала собственный журнал. Также были разговоры о лыжных походах, субсидируемых государством. Девочки носили элегантные белые блузки и темные юбки.

«Хельгочка, ты из класса ‘Улей’, – сказала ее мама. – Тебе нет необходимости принадлежать к той группе».

Хельга знала, что мама права. Своим решением не вступать в Союз немецких девушек она снова будет выделяться среди подруг. Но программа «Улей» помогала ей достигать правильных целей и становиться лучше как Святой последних дней. Ни Гитлер, ни его союз не могли сделать того же³¹.